http://novchronic.ru/2195.htm
16.09.2008
Екатерина Лурье: Роман памяти, тумана и книг
Тема: КНИГИ
Умберто Эко. Таинственное пламя царицы Лоаны. СПб, Symposium, 2008. / Umberto Eco. La misteriosa flamma della regina Loana. 2004.
Пятого романа Умберто Эко долго ждали – в России он вышел на четыре года позже, чем в Италии. «Таинственное пламя царицы Лоаны» - это итоговый, последний («Пяти вполне достаточно… Ученый в нерабочее время должен играть в гольф, а не писать романы», - сказал Эко в каком-то интервью после выхода книги) роман итальянского профессора.
Как магистрал венка сонетов, он собирает воедино основные темы, звучавшие в предыдущих романах и научно-популярных книгах. Если не предаваться многословию, то «Таинственное пламя царицы Лоаны» – это книга о памяти. Подобно Засецкому, герою «Потерянного и возвращенного мира» А. Р. Лурии, шестидесятилетний миланский букинист Джамбаттиста Бодони (для друзей - Ямбо) утрачивает свою память. Все, что ему остается – это общечеловеческое культурное наследие, «то, что общеизвестно». Память бумажная, пергаментная, виниловая, заспиртованная в формалине, телефонно-разговорная, наконец, – но только не личная. Лишь изредка, при виде той или иной картинки, ракурса, на ключевых словах вспыхивает – и тут же гаснет – неуловимое «таинственное пламя». Остальное теряется в тумане.
Туман выступает вторым, после памяти, героем «Таинственного пламени…». Ямбо собирает цитаты о туманах, туманы у него есть на любой вкус – лондонские, парижские, миланские, в горах, в городах, уютные, желтые, страшные, клочьями, молочные и просто мокрые. Туман физический и туман памяти – это одно и то же фактически.
Туман в романе – это низки и гирлянды из цитат, аллюзий, реминисценций, словесных игр. Это каша из «того, что знают все». Книги, комиксы, коробки из-под конфет, пластинки, рождественский вертеп, мамины журналы и молитвенники – информационное поле, говоря проще. Ямбо пытается реконструировать себя – по длинному носу Сирано де Бержерака, по «Четырем мушкетерам» (итальянизированная версия), по волнующим картинкам полуобнаженных одалисок, по школьным сочинениям, даже – но вся эта работа «археолога памяти» (как Лурия писал о Засецком) не приводит к видимым результатам.
Воспоминания приходят к Ямбо после, в коме или в смерти, в результате второго инсульта – или чего-то еще, это неизвестно. Интересно, что это воспоминания либо детства и ранней юности, либо периода после болезни – остальной жизни, сорока лет, как бы и не было. Но, возможно, в этом есть свой реализм: вспомним, как Засецкий писал «И я по существу живу памятью этого дошкольного и пионерского времени!?».
Но при кажущейся психологичности романа, «Таинственное пламя…» - это, прежде всего, филологическая игра, долгая прогулка по «литературным лесам».
Неожиданно – для читателя, ожидающего от Эко очередного «Имени розы», но закономерно – для любителей «Маятника Фуко» и «Как написать дипломную работу» – в романе на первом месте, первым слоем реальности, стоят (и занимают центральное место в книге) «автобиографические» факты о «детстве писателя» в фашисткой Италии, об «итальянских героях прерий» (все героические персонажи обязаны были быть итальянцами, даже Микки Маус), о сводках с фронта и о Лили Марлен по радио, о бомбежках, затемнении, укрытых в замурованной капелле партизанах и о самом страшном – о двух немцах, убитых в Диком Яру. Кавычки в слове «автобиографические» здесь потому, что, естественно, сколько в этих воспоминаниях суммированной памяти поколения детей 1930-х годов, а сколько – личных впечатлений Эко, никто, кроме автора, никогда не узнает.
Впрочем, темы ребенка во время войны, «созерцателя Сопротивления», Эко касался и ранее. В этом смысле Якопо Бельбо, один из героев «Маятника Фуко» (1987), удивительно похож на Ямбо. «В сорок третьем мне было одиннадцать, когда кончилась война - тринадцать лет. Слишком мало, чтобы участвовать, достаточно, чтобы наблюдать, запоминая почти фотографически», – рассказывает Бельбо Казобону. Только, в отличие от сбежавшего от пуль миланского редактора, героем ни в коей мере тогда, в детстве, не ставшего, Ямбо переживает свой Дикий Яр, затянутый плотным туманом, спасительным и губительным.
Книга разделена на три части – первая из них касается жизни реальной (насколько реальной может быть жизнь без воспоминаний), вторая – жизни книжной, а третья, вообще-то, смерти. Смерти немцев от скальпеля пацифиста Граньолы в Диком Яру – и смерти героя. Не потому, что описан процесс умирания (хотя именно он и описан), а потому, что смерть входит в программу инициации, и особенно – второй инициации. Бросается в глаза сходство «дедушкиного поместья» Солары с так называемым архетипом «избушки» по В.Я. Проппу, являющейся, по сути, домовиной, то есть гробом. Заметим, что у Эко даже Баба Яга есть – старуха Амалия, обитающая в Соларе, потчующая героя различными угощениями, но нее выдающая ему ни одной тайны старого дома – покуда «сеньорино Ямбо», играя в самого себя – подростка, не обнаружит их сам.
Первую инициацию Ямбо прошел здесь же, в детстве, во время войны.
Джамбаттиста Бодони – это образованный человек как он есть. «Грубо говоря, это ответ на вопрос, что такое европейский интеллигент нашего времени», - охарактеризовала «Таинственное пламя…» переводчик Эко на русский Елена Костюкович. Но скорее, «Таинственное пламя…» – это книжность во всех ее проявлениях, без человека. Книги – это третий герой романа. Книги всю жизнь сопровождают Ямбо, от книги (in folio Шекспира 1623-го года, мечта любого букиниста) он принимает смерть, и, в смерти, сам становится книгой. Таинственным пламенем, едва различимым сквозь туман.
16.09.2008
Екатерина Лурье: Роман памяти, тумана и книг
Тема: КНИГИ
Умберто Эко. Таинственное пламя царицы Лоаны. СПб, Symposium, 2008. / Umberto Eco. La misteriosa flamma della regina Loana. 2004.
Пятого романа Умберто Эко долго ждали – в России он вышел на четыре года позже, чем в Италии. «Таинственное пламя царицы Лоаны» - это итоговый, последний («Пяти вполне достаточно… Ученый в нерабочее время должен играть в гольф, а не писать романы», - сказал Эко в каком-то интервью после выхода книги) роман итальянского профессора.
Как магистрал венка сонетов, он собирает воедино основные темы, звучавшие в предыдущих романах и научно-популярных книгах. Если не предаваться многословию, то «Таинственное пламя царицы Лоаны» – это книга о памяти. Подобно Засецкому, герою «Потерянного и возвращенного мира» А. Р. Лурии, шестидесятилетний миланский букинист Джамбаттиста Бодони (для друзей - Ямбо) утрачивает свою память. Все, что ему остается – это общечеловеческое культурное наследие, «то, что общеизвестно». Память бумажная, пергаментная, виниловая, заспиртованная в формалине, телефонно-разговорная, наконец, – но только не личная. Лишь изредка, при виде той или иной картинки, ракурса, на ключевых словах вспыхивает – и тут же гаснет – неуловимое «таинственное пламя». Остальное теряется в тумане.
Туман выступает вторым, после памяти, героем «Таинственного пламени…». Ямбо собирает цитаты о туманах, туманы у него есть на любой вкус – лондонские, парижские, миланские, в горах, в городах, уютные, желтые, страшные, клочьями, молочные и просто мокрые. Туман физический и туман памяти – это одно и то же фактически.
Туман в романе – это низки и гирлянды из цитат, аллюзий, реминисценций, словесных игр. Это каша из «того, что знают все». Книги, комиксы, коробки из-под конфет, пластинки, рождественский вертеп, мамины журналы и молитвенники – информационное поле, говоря проще. Ямбо пытается реконструировать себя – по длинному носу Сирано де Бержерака, по «Четырем мушкетерам» (итальянизированная версия), по волнующим картинкам полуобнаженных одалисок, по школьным сочинениям, даже – но вся эта работа «археолога памяти» (как Лурия писал о Засецком) не приводит к видимым результатам.
Воспоминания приходят к Ямбо после, в коме или в смерти, в результате второго инсульта – или чего-то еще, это неизвестно. Интересно, что это воспоминания либо детства и ранней юности, либо периода после болезни – остальной жизни, сорока лет, как бы и не было. Но, возможно, в этом есть свой реализм: вспомним, как Засецкий писал «И я по существу живу памятью этого дошкольного и пионерского времени!?».
Но при кажущейся психологичности романа, «Таинственное пламя…» - это, прежде всего, филологическая игра, долгая прогулка по «литературным лесам».
Неожиданно – для читателя, ожидающего от Эко очередного «Имени розы», но закономерно – для любителей «Маятника Фуко» и «Как написать дипломную работу» – в романе на первом месте, первым слоем реальности, стоят (и занимают центральное место в книге) «автобиографические» факты о «детстве писателя» в фашисткой Италии, об «итальянских героях прерий» (все героические персонажи обязаны были быть итальянцами, даже Микки Маус), о сводках с фронта и о Лили Марлен по радио, о бомбежках, затемнении, укрытых в замурованной капелле партизанах и о самом страшном – о двух немцах, убитых в Диком Яру. Кавычки в слове «автобиографические» здесь потому, что, естественно, сколько в этих воспоминаниях суммированной памяти поколения детей 1930-х годов, а сколько – личных впечатлений Эко, никто, кроме автора, никогда не узнает.
Впрочем, темы ребенка во время войны, «созерцателя Сопротивления», Эко касался и ранее. В этом смысле Якопо Бельбо, один из героев «Маятника Фуко» (1987), удивительно похож на Ямбо. «В сорок третьем мне было одиннадцать, когда кончилась война - тринадцать лет. Слишком мало, чтобы участвовать, достаточно, чтобы наблюдать, запоминая почти фотографически», – рассказывает Бельбо Казобону. Только, в отличие от сбежавшего от пуль миланского редактора, героем ни в коей мере тогда, в детстве, не ставшего, Ямбо переживает свой Дикий Яр, затянутый плотным туманом, спасительным и губительным.
Книга разделена на три части – первая из них касается жизни реальной (насколько реальной может быть жизнь без воспоминаний), вторая – жизни книжной, а третья, вообще-то, смерти. Смерти немцев от скальпеля пацифиста Граньолы в Диком Яру – и смерти героя. Не потому, что описан процесс умирания (хотя именно он и описан), а потому, что смерть входит в программу инициации, и особенно – второй инициации. Бросается в глаза сходство «дедушкиного поместья» Солары с так называемым архетипом «избушки» по В.Я. Проппу, являющейся, по сути, домовиной, то есть гробом. Заметим, что у Эко даже Баба Яга есть – старуха Амалия, обитающая в Соларе, потчующая героя различными угощениями, но нее выдающая ему ни одной тайны старого дома – покуда «сеньорино Ямбо», играя в самого себя – подростка, не обнаружит их сам.
Первую инициацию Ямбо прошел здесь же, в детстве, во время войны.
Джамбаттиста Бодони – это образованный человек как он есть. «Грубо говоря, это ответ на вопрос, что такое европейский интеллигент нашего времени», - охарактеризовала «Таинственное пламя…» переводчик Эко на русский Елена Костюкович. Но скорее, «Таинственное пламя…» – это книжность во всех ее проявлениях, без человека. Книги – это третий герой романа. Книги всю жизнь сопровождают Ямбо, от книги (in folio Шекспира 1623-го года, мечта любого букиниста) он принимает смерть, и, в смерти, сам становится книгой. Таинственным пламенем, едва различимым сквозь туман.