http://www.mk.ru/culture/interview/2011/11/30/648557-mir-ne-hochet-pochitat-pelevina.html

Мир не хочет почитать Пелевина

Московский Комсомолец № 25811 от 1 декабря 2011 г.

Переводчик Елена Костюкович: “Умберто Эко не антисемит, а наши современные писатели вне России никому не нужны”

30 ноября открылась 13-я книжная ярмарка Non-fiction в ЦДХ. Одним из громких событий станет презентация нового романа Умберто Эко “Пражское кладбище”. Это роман-скандал; уж если главный раввин Рима осудил его за якобы невнятное отношение к евреям, то у нас точно последует нечто в этом роде. “Махровый антисемит Умберто Эко!” — скажут. Или: “Во всем виноваты евреи, почитайте Эко”. Давняя (с советских времен!) переводчица Эко, живущая в Италии, литагент наших писателей за рубежом, писательница Елена Костюкович рассказала “МК” шокирующие вещи.




— Елена Александровна, в предисловии вы сомневаетесь, правильно ли поймут книгу в России. Цитирую: «О евреях я знаю только то, чему научил меня дедушка. Евреи — народ до мозга костей безбожный. Евреи думают, что добро проявляет себя не на том, а на этом свете. Поэтому они желают этот наш белый свет захватить».

— На не совсем правильном понимании книги основывается огромный успех на Западе! У простодушных читателей книга вызывает отторжение, если они недостаточно искушены, чтобы разобраться: сказовое письмо, голос антипатичного персонажа означает, что рассказанное им должно восприниматься наоборот. Тогда антисемитские пассажи можно понять как позицию автора. А она обратная. Главный герой Симонини — подлец и фальсификатор, причем карикатурный, которому веры нет. Он придумывает фальшивки, из-за которых в истории случаются серьезные неприятности. В частности, подложные бордеро, на основании которых был обвинен Альфред Дрейфус, — самое громкое политическое дело Европы конца XIX в. Он же придумывает и главный документ, который воспринимается как печальный компонент русской культуры: ведь «Протоколы сионских мудрецов» впервые вышли в России, и скорее всего были в России и созданы, что бы там ни писал Эко.

— То есть Эко «нашел» автора «Протоколов сионских мудрецов»!

— Этот документ запрещен в ряде стран, он подстрекает к расовой ненависти и антисемитизму. В России он не запрещен. Был запрос от правозащитников в Госдуму, но предложение о его запрете отклонено, он свободно продается. В предисловии я попыталась выразить, что позиция Эко не антисемитская. Но, конечно, детальное экспонирование и повторение всей этой мерзости сомнительно в авторитетном источнике, то есть в романе Умберто Эко. Будучи произнесенной, она приобретает вес. Да, для русской публики могут оказаться провоцирующим стимулом цитаты из «Протоколов», детальный пересказ мифов расовой ненависти, стереотипов о евреях, о том, какие они неприятные... Может статься, какая-то страница вне контекста оскорбит чьи-то чувства. От этого успех книги не уменьшится, скорее увеличится. Раввин Рима откликнулся так простодушно, и для издательства его высказывание было подарком: 100 000 экземпляров было продано только благодаря этому скандалу.

— В предисловии вы говорите: «Эко пишет романы нравственного содержания». Как давно уже никто не оценивал книги с точки зрения нравственности! Что вы под этим разумеете?

— Нечто побуждающее человека обдумать и откорректировать свою моральную позицию. Да, романы Эко апеллируют к мировоззрению читателя. Когда Гитлер писал «Майн кампф», он читал «Протоколы сионских мудрецов». Идея, что кто-то вынашивает план захвата мира — евреи, или масоны, или иезуиты, — приводила к войнам и разрушениям. В «Маятнике Фуко» Эко об этом прокричал! И я не знаю, до какой степени читатели поняли это — или развлекались изучением заговоров... Ведь сегодня разумные люди, в частности Каспаров, поддерживают идеи, что история была кем-то переписана и фальсифицирована. И против этого звучит очень малое число голосов, например книга Андрея Зализняка «О любительской лингвистике». Удивительно, что всё бумага терпит, культура терпит. Естественно, возникает запрос на нравственное слово, которое расставило бы все по местам.

— Любит ли Эко Набокова?

— Думаю, это литература, которую ему читать скучновато. Русская литература — литература деталей. Вас ведут за руку. У Эко деталей мало, они функциональны и достаточно клишированы, но мощная общая мысль и изобилие, в котором деталь вам надо искать самому.

— Тогда у нас нет ни одного писателя, близкого Эко. Такая величина в мировой литературе! А он нам, возможно, даже чужд.

— Он очень по-западному мыслящий человек. Русские писатели не формировались из чтения Фомы Аквинского, из католической школы. В образовании нет массированного преподавания философии. В литературе философия растворена и близка к психологии (Достоевский). У Эко философия, как вспышки, и предполагается, что читатель ее знает. Русский писатель осознает литературное пространство по-другому. И Эко может иметь здесь успех, будучи подарком извне. Но может быть и иначе: если чего-то нет, то и не надо.

— В обыденной жизни Эко чувствует свою роль? В Италии его имя скандируют на политических акциях, он имеет огромный вес.

— Он стар, ему 80. Он не хочет уйти в другие миры до того, как он отдаст то, что сумел взять.

Пелевин в Италии никому не нужен

— Вы крупнейший агент русских писателей за границей. Ваши подопечные — Саша Соколов, Людмила Улицкая, Андрей Волос, Александр Кабаков, Мариам Петросян, Олег Павлов... Один из переводчиков русской литературы на итальянский рассказывал мне, как ему интересен Пелевин...

— Так это вам агент сказал! Пелевина почти не переводят, итальянцы его не читают. Две книжки были, прошли незамеченными. Русская литература не вызывает никакого интереса вне эпохи русского романа (Достоевский, Толстой). После них ну «Доктор Живаго» — и то через фильм. Русскую литературу не читают, это моя постоянная мука. Не знаю, в моих ли силах пробить этот лед, я делаю что могу.

— Почему?

— Русская литература самозацикленная, в русской литературе есть только Россия. Для современных молодых людей границы между странами порушены, люди интересуются тем, что связано с разными нациями и жизнями. Простые истории из жизни — да, но их почти нет в русской литературе. У Улицкой есть — ну так она и читается.

— А кто еще? Хоть как-то?

— Никто. Когда мы ищем, кого пригласить на фестивали: Улицкая — раз, Улицкая — два, Улицкая — три... Есть социально-политический интерес, например Политковская стала символом типа современной Жанны д’Арк. Но это образ! Литагент должен стараться внедрять в сознание образы своих писателей: человеческий облик, где он живет, как выглядит — и только вместе с этим предъявляется его текст. Мы сделали удачную работу с Мариам Петросян: продажи хорошие, интерес есть. Молодая женщина, живет в Армении, пишет по-русски, наследница интеллигентской традиции, правнучка главного художника Армении ХХ века Мартироса Сарьяна... Этот клубок впечатлений и преподносился издателям.

— В чем тогда суть профессии литагента?

— Литагент — это агитатор, человек, который уговаривает. Есть история великого литературного агента Кармен Бальсельс. Сейчас она давно на пенсии, а раньше была литагентом Варгаса Льосы, Гарсии Маркеса. Она начала работать с латиноамериканцами, когда о них никто не знал. Как она работала? Она приезжала к издателю, садилась в предбаннике и плакала. Эта гранд-дама — прекрасна собой, в бриллиантах — сидела и рыдала, пока ее не выслушают. И она пробила эту стену! Теперь перед кем будешь плакать ради Маркеса? Наоборот, все плачут, чтобы его заполучить.

Бедный, бедный русский писатель

— Считается, в России институт литагента в зачаточном состоянии.

— Нет, мои коллеги работают и стараются чего-то добиться. В России литагент необходим почему? Чтобы защищать русских авторов, которых очень обижают издатели. А они беззащитны, ничего не знают. Подписывают кабальные договоры на одну книгу в год, которые ставят их в такие ритмы, которых писатели потом не выдерживают. Для автора контракт — китайская грамота, он ничего не понимает, кроме того что у него берут наконец книжку.

— Для наших писателей издаться за границей очень статусно. А денежно ли это?

— За исключением очень больших успехов — совсем не денежно. Любой автор крайне заинтересован, чтобы во всех странах его перевели. Ради этого писатели готовы отдать права даже за очень небольшие деньги. Связано это с природой литературной деятельности: ведь литература пишется для того, чтобы ее прочли как можно больше читателей.

— Сколько может быть роялти (гонорар с продаж. — В.К.) у русского писателя за книгу, переведенную и изданную в другой стране?

— Русский писатель, как правило, роялти не получит, только аванс. Роялти выдаются, когда издатель достаточно заработал на книге, чтобы покрыть аванс, а остальное делит между собой и писателем. Но русские книги чаще всего не распродаются, идут под нож. Аванс зависит от страны. В богатых странах — 4–5 тысяч евро. Там, где ситуация хуже, — 1–2 тысячи евро. Мне за книгу «Еда. Итальянское счастье», изданную в 15 странах, заплатили роялти три страны: США, Италия и Польша. В других странах мы пока на этом авансе. У Людмилы Улицкой высокие роялти идут из Венгрии, Франции, Германии, Италии. А из Штатов нет, там пока ее книг продано не так много, чтобы «вычерпать» аванс.

— Так нищенски! Человек пишет книгу несколько лет, его читают иностранцы, а он получает за нее 40 тысяч рублей! А мы-то думали: Европа, Европа...

— Литература — недоходное дело, не для этого мы работаем.



Share this: